Минимальный вклад был внесен евреями в русскую литературу да начала революции. Причиной тому не было какое-либо специальное ограничение на печать еврейских авторов со стороны Правительства и даже не было предубежденного негативного отношения читателей к авторам – евреям. Просто произведения евреев, писавших свои произведения по-русски, имели посредственный уровень, и отношение читателей было к ним скорее снисходительно – предубежденного характера. Ни среди писателей русской классики, ни среди так называемых писателей второго разряда XIX и начало XX века не было замечено евреев. Лишь писатели низшего уровня оставили малозаметный след в русской литературе, такие как Шолом-Алейхем, Семен Юшкевич, Черниховский, Бялик, Ратгауз, Брейтман.

Им было не понять стихию русской души, это было чуждо и невразумительно для них, поэтому в основном это были произведения беллетристики и поэзии, написанные на еврейские темы и раскрывающие стороны еврейской жизни и быта. И даже если от русских исходила довольно мягкая и неагрессивная критика в их адрес, то это воспринималось почти как нанесение личного оскорбления или «черносотенство и антисемитизм».

Одновременно с этим было замечено стремление к выступлениям на литературных русских собраниях, к публикациям на страницах русских журналов и газет. Совсем по иному обстояли дела в сфере литературной критики, печатных отзывов и рецензий. Журналисты еврейского происхождения полностью доминировали и формировали мнение большого круга читателей, потому как не могли уклониться от своего специфического еврейского подхода, оценивая произведения русских литераторов. Выше субъективных еврейских эмоций смогли быть лишь три знаменитых еврея СССР – это Айхенвальд, Гершензон и Венгеров. Своими литературными и критическими работами они внесли неоценимый вклад в культурную жизнь русской державы.

Подавляющее большинство евреев, занимающихся написанием литературных или театральных рецензий, предпочитали не идти в разрез с уже сформированным мнением общественности. Стоило литератору напечататься со своим произведением в одном из печатных «реакционных» органов, как тут же все двери печатных издательств России автоматически закрывались перед ним. Возможности напечатать произведение в газете или журнале, известными своими демократическими, прогрессивными и передовыми взглядами не представлялось возможным, а таких в русской державе было большинство, и соответственно их тираж в разы преобладал над тиражом «правой» прессы.

Может, этим и объясняется такое явление, как отсутствие в произведениях русской беллетристики в предреволюционные годы «положительного героя» из среды консервативных, непрогрессивных и патриотически настроенных людей. В то время невозможно было встретить в русской беллетристике полицейского или государственного чиновника с безупречной и незапятнанной репутацией, осуществлявших идейную борьбу с антигосударственными и антипатриотическими веяниями. Но ведь в обычной жизни их было достаточно много и даже знаменитые евреи СССР, которым пришлось ценой собственной жизни заплатить за верность долгу и чести.